«А рубль сегодня равен золотому дублону Карла Испанского, короля конкистадоров!»

Площадь взорвалась ликованием… Толпа ринулась на подмостки, фигуры напирали друг на друга, стиснутые со всех сторон, падали… Конные, закованные в броню кирасиры шли лавой, сминая людей, крошили в месиво длинными обоюдоострыми мечами и тяжелыми алебардами… Могучие «лендро-веры», закамуфлированные, словно средневековые осадные машины, перли вперед, оставляя под широкими колесами тела упавших…

Персоны, сидящие в кондиционированных салонах «мерседесов», «понтиаков», длинных представительских лимузинов на специальной, возвышенной бетонной балюстраде, не спеша потягивали коктейли и наслаждались изысканным зрелищем…

Их дамы, разодетые в норковые манто на голое тело, улыбались, возбужденно покусывали губы, ноздри их трепетали, вдыхая запах близкой крови, и тела содрогались от оргазмов…

Ветер налетел внезапно; хлынул ливень, все происходящее исказилось, будто на испорченной кинопленке, изображение стало желто-грязным, исчезло за потоками мерно шумящей воды…

…Я шагал в утро по тихой лесной дороге. Омытый ночным ливнем лес дышал живительно и спокойно, и я пил это ясное утро, и видел серебрящиеся воды озера, и слышал шепот осоки, ласковый и мимолетный, как шепот влюбленных… Солнышка не было еще видно, но лес просыпался, предчувствуя его, и капли, падавшие с высоких сосен, переливались живой влагой… И каждая капля имела свое неповторимое звучание…

И услышал голос…

«О, светло светлая и красно украшенная земля Русская! Многими красотами прославлена ты: озерами многими удивляешь, реками и кладезями, горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, дивными зверями и птицами разными, бесчисленными городами великими, селами славными, садами монастырскими, храмами Божьими и князьями грозными, боярами честными и вельможами многими… Всем ты преисполнена, земля Русская, о православная вера христианская!

…И в те дни — обрушилась беда на христиан…..Попущением Божиим, грехов ради наших, пришел на Русь войной нечестивый и безбожный царь Батый. И разорял он города, и огнем пожигал их, и церкви Божий тако же разорял, и огнем пожигал. Людей же мечу предавал, а малых детей ножом закалывал, младых дев блудом осквернял. И был плач великий.

…За умножение беззаконий наших привел на нас Бог поганых, не им покровительствуя, но нас наказывая, чтобы мы воздержались от злых дел. Такими карами казнит нас Бог — нашествием поганых; ведь это бич его, чтобы мы свернули с нашего дурного пути…

…И невидим стал Большой Китеж вплоть до пришествия Христова… Если какой человек обещается истинно идти в него, а не ложно, и от усердия своего поститься начнет, и многие слезы прольет, и пойдет в него, и обещается лучше голодною смертью умереть, а его не покинуть, и иные многие скорби претерпеть, и даже смертию умереть, знай, что спасет Бог такового, что каждый шаг его будет известен и записан ангелом. А не хотящего, не тщащегося, не желающего получить спасение себе не понуждает Господь нуждою и неволею. Но по усердию и по произволению сердца все творит Господь человеку.

Если же пойдет, и сомневаться начнет, и славить везде, то таковому закроет Господь град. И покажется он ему лесом или пустым местом. И ничего таковой не получит, только труд его всуе будет.

…И сей град Большой Китеж невидим стал и оберегаем рукою Божию, — так под конец века нашего многомятежного и слез достойного покрыл Господь тот град дланию Своею. И стал он невидим по молению и по прошению тех, кто достойно и праведно к нему припадает.

Слава в Троице славимому Богу и Пречистой Его Богоматери, соблюдающей и хранящей место оно, и всем святым. Аминь».

…И снова — шум леса. Я шел по тропке, и видел впереди серебристые воды лесного озерка, и слышал шорох осоки… Лес просыпался, предчувствуя солнышко, и капли падали с высоких золотистых сосен, переливаясь живой влагой, будто дивные самоцветы… И каждая — звучала…

»…кто достойно и праведно к нему припадает…» Открываю глаза и сажусь на постели. Дождевые капли косо расчерчивают синие сумерки за окном, на миг вспыхивая в люминесцентном свете полустанков мелкой алмазной россыпью.

Глава 47

— Тебе опять снился Грааль? — Лена тоже проснулась и смотрит на меня встревоженно.

— А что, похоже?

— Ты выглядишь жутко уставшим. Ты вообще-то спал?

— Да…

— Как-то неуверенно ты об этом.

— …Если это можно считать сном. Всю ночь бродил.

— Где?

— Если бы я знал! Вообще-то в психиатрии это именуется термином «сизифовы сновидения».

— Какие?

— Сизифовы. В греческих мифах такой герой был. Боги его осудили…

Выражаясь по-нашему, на вечные исправительные работы. Вполне каторжные.

— А, вспомнила! Он вкатывал в гору тяжеленный камень, и, когда почти достигал вершины, камень тот срывался обратно. И нужно было все начинать сначала. И так — без конца… Слушай, но ведь ты же Дор. а не Сизиф! Зачем тебе бульники ворочать? Даже в снах?

Пожимаю плечами. Вообще-то, что такое сновидения, пока неизвестно. И вряд ли это когда-нибудь станет известно достоверно. Человеческая психика слишком надежно защищена от постороннего вмешательства, и ни один экстрасенс, психиатр, кришнаит, провидец — никто не может «залезть в душу» без внутреннего согласия индивида. Сновидение, как переживание, анализ событий, явлений, образов, идей… Древние полагали, что во сне душа выходит из тела и бродит и в иных землях, и в иных мирах… Ученые мудрят: одни уже «замерили» вес души, другие — ее особое свечение в разных состояниях. Но тайна и загадка — остаются… И — было в моем — сне что-то важное, очень важное…

— А ты возьми и прекрати, — произносит девушка.

— Что? — не сразу врубаюсь я.

— Брось этот камень. Сизиф был просто тупой: зачем ему было снова тащиться на эту хренову гору? Взял бы — и плюнул. И — жил бы в свое удовольствие. Гулял по просторам. В воде бы плескался. Кайф!

— В Лете?

— Почему? Можно и в зиме! Может, ему на лыжах понравилось бы кататься. Да и снег под солнцем — это изумительно!..

— В том-то и беда — мужик этот, Сизиф, царь Коринфа, был осужден на вечный труд не за что-нибудь, а за оскорбление величия олимпийских богов…

— Короче — политический: пионера в жопу клюнул. Диссидент.

— Ну вроде того. И наказание отбывал потому не где-нибудь, а в Аиде, подземном царстве. Души умерших по прибытии туда пили из Леты воду…

— Вспомнила. Река. По ней еще Харон на лодке плавал… «Соединяет берега седой паромщик…» — пропела девушка.

— Ага. Только билет прописывает — в один конец. «One way ticket…» Души умерших пили воду и забывали и свою прошлую жизнь, и свои заслуги. И о них все забывали.

— Поговорка же есть: канул в Лету.

— Ну. Так что разобраться, за каким рожном было вкатывать этот камень в гору, бедному Сизифу было просто невозможно: ретроградная амнезия.

— Погоди, Дор! Но ты-то все вспомнил!

— Пока — без толку. Я не знаю, почему…

— …на тебя накатили этот «камень»?

— Ага.

— А давай вспоминать вместе. Может быть, то, к чему ты привык или просто не придаешь значения, мне покажется важным?

— Может быть.

— Исповедуйтесь, сын мой. Снимите камень с вашей души, — низким баритоном, сложив руки на груди, торжественно провозгласила Ленка.

— Попытаюсь.

— Ведь что-то же от тебя им нужно!

— Вот и я так думаю. Но, как говорят французы, даже первая красавица Франции не может дать больше, чем у нее есть.

— А ты и не похож на первую красавицу.

— Зато ты — похожа!..

— …Погоди… не так… — Она повернулась ко мне спиной, прогнулась упруго и гибко, и я утонул в ее горячей влаге, как в море…

А за окном неслись, косо расчерчивая синий вечер, блестящие капли дождя…

Дождь за окном постепенно превратился в снег. Герман чувствовал себя разбитым, уставшим. Смертельно уставшим. Такого с ним давно не случалось. Но бодрствовал он уже третьи сутки, нервное напряжение было колоссальным…