Могут решить — казачок-то засланный…
— А ты не такой простой, соображаешь… — Назаренко поморщился досадливо — как же он сам упустил такую очевидную штуку? Но признаваться в этом не собирался. — Все продумано. — Открыл шкафчик, поискал глазами бутылек попроще — ни хрена! Самым простым пойлом в этом шкафчике оказалась «Смирновская», да еще и хьюстонского розлива! Жалко такое добро переводить на Кащеича, ну да добро — дело наживное.
Открутил пробку, налил бродяге стакан до краев, подумал, плеснул сто пятьдесят себе.
Глаза Кащеича заблистали, стакан подхватил двумя руками, одной — в охват, другой — под донышко, бережно, метнулся глазами на начальника, но тот глядел потупясь в стол и никаких тостов, похоже, произносить не собирался… Кащеич пробормотал нечто невнятное, то ли «здравия желаю», то ли «все там будем», и ласково, будто сладкую ключевую водицу, выпростал стакан. Выдохнул, не удержался:
— Вот умеет делать немчура… Пьется — как воздух.
— Да уж не «сучок», — хмыкнул Назаренко и в два глотка прикончил водку.
Закурил:
— Ну че, двинули, засланец? Хоть раз какая польза от тебя обществу будет.
— Двинули, начальник. — Кащеич хихикнул, водка подошла ему сразу. — Я ж сам по себе не подлый и обчеству не вредитель… Вся канитель от баб тех… А когда нужно людям пособить, так я первый, с нашим благоволением, чего уж…
— Болтай…
— Да вот истинный крест! Я и вообще за порядок.
— То-то. У нас — порядок. Или — по-хорошему, или — по закону.
Глава 37
Герман уточнил диспозицию с командиром «Дельты-1» быстро и четко. Еще записываясь в регистрационный журнал, он обратил внимание на две фамилии:
«Михайлов» и «Савосин» — люди подъехали буквально вчера вечером, разместились в «полулюксе»… Или Магистр что-то мудрил, или… В любом случае непоняток Герман не терпел; Андрей Костин, так представился командир «Дельты», их не терпел также: любые несвязухи в их профессии таили угрозу. Переглянувшись, они поняли друг друга. Костин подошел к одному из спортсменов, прошептал ему на ухо, и тот с напарником исчез за дверью…
…Михайлов и Савосин припухали от сна и от скуки. Командировка под Приморск в «мертвый сезон» да еще с невнятными задачами — не самый сладкий сахар… Когда тебя засылают «посмотреть, послушать и определиться на месте», возникает масса вопросов и ни одного ответа.
Тем не менее Сережа Михайлов развернул «походный бивак»: в него входили компьютер с шифратором и системой спутниковой связи и мини-пеленгатор. Володя Савосин обеспечивал, так сказать, силовое и «юридическое» прикрытие: он был действующим офицером Антитеррористического центра при ФСБ РФ и находился здесь в служебной и совершенно официальной командировке.
Приезд Дорохова накануне вечером они отметили просто как данность: мало ли задвигов у центровой московской фотомодели, и раз она притащила с собою какого-то паренька — с виду не то археолога, не то геолога, поросшего короткой бородкой, худощавого, широкоплечего, но никак не напоминающего мужчину на фото, на которого ориентировал их Гончаров. Тот — типичный «новый»: чуть полный, крупный, налитой, властный… Этот… Они сумели гостя «взять на объектив» ночью, мельком, в полупрофиль, но проводить компьютерную идентификацию им даже в голову не пришло. Тем не менее они добросовестно зафиксировали посетителя…
— Помнишь исторический анекдот? — спросил Михайлов напарника уже под утро, когда тот лег вздремнуть малехо «в очередь».
— Это смотря какой…
— Про Мехлиса и генерала Черняховского.
— Не, не слышал.
— Как ты помнишь, молодому Черняховскому, его карьере, его независимости завидовали многие. Тем более «полному генералу» еще и сорока не было. На него и Лаврентий зубы точил, да война шла и Иосиф полководцев берег. А Мехлис был в то время в самом большом фаворе, Черняховского просто ненавидел, да еще и мечтал выслужиться. Короче: приехал он инспектировать генерала на фронт. Покрутился и выдал непосредственно Сталину шифровку примерно следующего содержания: «Товарищ Сталин! В штабе армии налицо явное моральное и бытовое разложение. Товарищ командующий генерал Черняховский завел при штабе: во-первых, группу радисток, в количестве двенадцати человек, в возрасте от семнадцати до двадцати двух лет, которые обслуживают лично генерала Черняховского; там же группа шифровальщиц в количестве восьми девушек и — группа бытового обеспечения генерала Черняховского, также состоящая из девушек. Причем характер собственно предмета службы этих „военнослужащих“ официально не определен. Как удалось установить, они являются по вызову генерала в любое время, в том числе вечером и ночью, иногда по двое, и задерживаются генералом на неопределенное время…»
Вся эта бодяга была направлена прямо Верховному по ВЧ; Мехлис предвкушал грозные последствия, вытянувшись у аппарата и морщась от мучившей язвы.
Заканчивалась та «служебно-расследовательная» записка блюстителя нравов Совармии, сгубившего не одного командира, делово и грозно: «Что будем делать, товарищ Сталин?» Пауза, Мехлис уже слюни пускал в предвкушении, так сказать…
И — короткий ответ Верховного:
«Завидовать будем, товарищ Мехлис». Здорово, а?
— Сидеть и завидовать тому геологу, что с телкой в люксе кувыркается?
— Да нет. Ответ Мехлису.
— М-да… А был ли мальчик?.. Байка — она байка и есть. Тем более Черняховского пуля «поцеловала» — таки… В спину.
— Вот это противно.
— Это — всегда противно.
Новый день тянулся муторно. Оперативники «срисовали» и «рафик», замаячивший перед палаточкой, и приезд спортсменов. Те вели себя совершенно естественно: веселой и горлопанской гурьбой завалились в столовую, когда там обедал Сергей Михайлов… На вкушающего бифштекс средних лет мужчину никто не обратил ни малейшего внимания, да и сам он глянул на молодых людей лишь мельком, подумав только — бывает же и в наши времена такое беззаботство… Сила есть — мозгов не надо… Если одновременно сила, удача, прибыльное и не очень обременительное занятие, отличный аппетит, сон и внимание девочек… Даже посмотреть приятно… Хорошо устроились… У ребят есть головы на плечах, и они ими кушают.
Какой вид спорта представляют спортсмены — над этим Михайлов даже не задумывался… Компьютеры давно интересовали его больше людей. По крайней мере, они казались ему куда добрее.
К вечеру пошел мокрый снег с дождем, небо сделалось тяжелым, давящим.
Михайлов сидел перед компьютером и играл в только ему понятную и известную игру. Савосин прилег: ему было «бдить» в ночь, и хотя и один, и другой не вполне понимали смысл долгого сидения, но слишком уважали Гончарова, чтобы решить, что их работа совершенно напрасна.
Савосин задремал. Когда за окном отдельного особнячка-«полулюкса» мелькнули две тени, Михайлов попросту не заметил. Он был увлечен машинной программой: «бегунок» вел его к победе, но программа была составлена мастером — ловушки могли возникнуть там и тогда, где их просто не может быть! Что ни говори, Михалыч был настоящий композитор программ, и время от времени Сергей обменивался с ним «игровыми полями»; они, словно два картежных шулера, стремились обойти «закладки» соперника и «воткнуть подлеца» там, где противник не мог ожидать никаких подвохов по одному только определению: «Этого не может быть, машина — не живое существо, она к этому не способна». Разгадка крылась где-то рядом, совсем рядом, Михайлов чувствовал нарастающее азартное напряжение, тем более что времени на отгадку оставалось все меньше — таймер в виде кабинетных курантов на экране слева, с длинным, неумолимо покачивающимся маятником, отсчитывал последнюю минуту, затем должен был раздаться бой — надрывный, тягучий… Программа была построена по сюжету рассказа Эдгара По «Маска Красной Смерти», и напряжение было мастерски перенесено из рассказа в игру — звуком, цветом… По ходу игры-поединка слева на экране появлялись фрагменты текста рассказа, оператор должен был следить за ними не менее внимательно, чем за цветом или музыкой, чтобы угадать, почувствовать ключевое слово… «Долгое время „Красная Смерть“ опустошала страну… Но принц Просперо был жизнерадостен, неустрашим и находчив. Когда народ в его владениях наполовину вымер, он призвал к себе тысячу здоровых и неунывающих друзей из числа рыцарей и дам своего двора и удалился в одно из аббатств, построенных наподобие замка… На случай неожиданных порывов отчаяния или неистовства они решили не оставлять никаких возможностей для входа или выхода…» Оператор играл увлеченно и надеялся на этот раз победить.