— Значит, ты и был первым «оптовым челноком»?
— Первым — это вряд ли, но — одним из…
— А дальше?
— Сначала — вернул партии должок. Чтобы не нарушать отчетности. А вообще… Быстро понял рисковость бизнеса, каким занялся. Все — только через взятки, товар гонять — практически через всю страну, а значит — и деньги немеряные и чиновникам, и братве — за обеспечение… Нужно было искать незаметный и надежный путь зарабатывания валюты. Капитал был еще слишком мал, уязвим, можно было потерять все вместе с головой на одной только «челноковой» ходке, если какой-нибудь «демократический губернатор», милицейский или таможенный генерал или братан с беспредельным настроем решит меня кинуть… На любом участке следования «эшелона», скажем, из Находки в Москву… Плюс — аренда складов, плюс — налоговая инспекция… Морока.
— И ты нашел выход?
— Совместно с китайскими товарищами. Но и наших, и китайцев нужно было убедить, что все надежно, как «железный занавес»!
— Убедил?
— А как же! Берешь дружественного нам китайца без возраста — они все без возраста, сразу из юности переходят в старость, им это удается, восточные люди, — и ведешь в хороший такой кабинет на Старой площади… А что он там видит в девяностом году? Неулыбчивая, но предупредительная «девятка» при дверях, ковровые дорожки «тех еще времен», кабинеты, оформленные панелями темного мореного дуба, портрет генсека на стене, огромный стол, за столом монументально восседает седовласый партиец, который никуда особенно не спешит, перед китайцем не лебезит, хорошо помнит «нерушимую советско-китайскую дружбу» сталинских времен… И китаец — тот тоже помнит… И лет ему — немногим меньше, чем партийцу, и сам он — член КПК и учился в свое время по разнарядке где-то в Красноярске на инженера… Смотрит он на эту внутреннюю крепость, на этот несокрушимый покой, вспоминает родину и понимает — улыбчивый Горби — это на время, а вот этот вот кабинет — навсегда! А значит — можно и нужно сотрудничать! И когда партбосс ставит свою закорючку — «согласен», которая на самом деле ни для кого ничего уже не означает в нашей стране — дело сделано! А партиец тот думает в этот момент лишь о том, как бы выкупить собственную госдачку по символической, по сравнению с ее настоящей стоимостью, цене, тысяч за двадцать пять рублей, но и таких денег у него нет, потому что жил все время честно, на государственные, а от дачки отказываться — ни желания, ни резона, и деньги эти он уже получил от меня, и на душе у него именно потому покой несокрушимый царствует…
Китайцы ввариваются в бизнес, и уже не мне одному деньгами и головой рисковать! И — что делаем? Они покупают у Японии патент на производство чего-то там аудио-видеоширпотребного, завозят по деталям, чтобы не платить пошлину, в СССР, мы же где-нибудь в «пролетарском районе» уже откупили цех, установили там железную дверь и чуток импортного оборудования по закручиванию гаек; для того чтобы получить из прибывших «полуфабрикатов» готовое изделие, нужно-то всего три гайки ввернуть и в коробку упаковать… И еще, что немаловажно, поставить штампик: «Сделано в Японии», потому как китайцы закупили ту японскую дочернюю фирмочку прямо с потрохами и офисом в Токио! Чего-чего, а размаха в Поднебесной всегда хватало! Кстати, о небесах… Случай был анекдотический, как и весь наш бизнес, да и наша жизнь — тоже…
Глава 48
— Нам повезло по случаю купить новенький авиадвигатель. Буквально задаром, если не считать взяток. Да и со взятками — все равно смешная цена. У всякого самолета двигатель — основное; крылья могут летать куда дольше, если их вовремя латать. Оставалось только купить эти крылья. Вот тут мы и нашли у китайцев старенький военный транспортник. Как раз под наш моторчик. Подняться на этой рухляди в воздух мог только камикадзе, да и то — в пьяном виде. Но китайцы отдавали его нам чуть не даром. Оставалось только перегнать в Союз, подлатать малость, поставить новенький движок — и чем не ковер-самолет? Те же чартеры тогда вошли в большую моду, и на одних перевозках можно было классно заработать, ежели, конечно, налоги не платить. Но это уже — дело дружбы с таможней. У меня на нее был специально человек отряжен, мастер развлекухи: коньячок, бардачок, банька, девочки…
Короче, провел я в том Китае переговоры, самолет купил. Команду пилотов в Союзе набрал загодя: зарплата у них тогда была невысокая совсем, и за хорошие деньги они не то что на рухляди, на заборе бы взлетели, если к нему вентилятор приспособить!
Выбрали день — чтобы небо было ясное. Кое-как поднялись. Летим. Двигатели гудят, как у народного автомобиля «Запорожец», и немудрено — ресурс им лет десять назад как вышел, и летун этот ржавел себе тихо в ангаре безо всякой профилактики, потому как у китайцев на новый движок денег лет десять и не было, а с нами они были в большой ссоре после Даманского…
Летим. Пилоты рулят, как им и положено. Смотришь в иллюминатор: крылья покачиваются вверх-вниз, как у перелетной птицы, корпус время от времени дрожмя дрожит, как алкоголик поутряни, снизу — Китай, сверху — небо в звездах… А я сижу в гордом одиночестве и водку пью. А пить в одиночку — плохой совсем признак. Ну, пошел в кабину к пилотам, пообщаться, так сказать… Им — тоже скучно. Из пилотской кабины движение вообще не заметно: словно зависли мы где-то между землею и небом, и есть ли земля вообще за темно лежащими внизу облаками или скрыта давно волнами всемирного потопа… Такая жутко-чарующая отрешенность…
Чтобы было чем время занять, начал выспрашивать у летунов, что за приборы и что какой из них означает… Командир мне, дяде-заказчику, терпеливо и подробно объясняет: это — то-то, а вот это — то-то… Доходит до очередного:
«А это — радар».
«А зачем он?»
«Ну, если борт какой идет встречным или опасно близким курсом… На такой скорости, если вовремя не заметить, отвернуть не успеешь… — Помолчал секунду, потом добавил так равнодушно:
— Только он не работает».
«Хм… Слушай, а как же… Если вдруг встречный все-таки какой появится, а?»
«Ну у него-то — работает!» — спокойно пояснил командир.
Вернулся я в салон, уселся в кресло, допил литровую бутылочку, и пока пил, все вспоминал: никто из наших сегодня в Китае больше транспортников не покупал?
Так и уснул в неведении.
— Все — как всегда! Долетели-то нормально?
— Как видишь! — обвожу себя руками. — Потом — довели тот самолет до ума, стали гонять: аппараты «Сделано в Японии» — в Европу, благо, она рядышком. В тот же Китай — за товаром…
— Вроде самолетами, я слышала, накладно…
— Ага. Если налоги платить. А если борт пришел порожняком… А чтобы пришел «порожняком» — на то и была у таможни своя такса… Так и жили — не тужили. А потом пришла тема с «мерседесами»…
— Из Германии?
— Ну. Фирма — веников не вяжет!
— И крутой был «подъем»?
— Исключительный. Но тоже — не без «мошенства». Или — ловкости мысли.
Фирма солидная, машина — дорогая, но и на солнце — пятна, и у них брачок случается… Мелкий брачок, простому глазу незаметный, но на него — скидки немаленькие… Плюс — когда берешь, как состоятельный клиент, партию сразу в тридцать машин…
— Это же риск какой! А если бы стопорнули?
— Кто не рискует, тот… Ну дальше ты знаешь. Гнали мы всю партию, что называется, самоходом, на огромной скорости, под прикрытием двух вертолетов и какой-то важнецкой бумаги из Совмина. Ты права: если бы стопорнули… Но братва тогда еще не сориентировалась, да и бумага Совмина по старой памяти чего-то значила… А вообще ты права: если бы с бибиками что случилось — не сносить мне головы. Операцию проводил на свои и под свою же ответственность, но две сотни тысяч «зелени» налом все же изъял из «совместного» с китайцами на месячишко…
«Мерсы» ушли, что называется, «с колес»: как раз тогда стали преобразовываться министерства, кто — в «Газпром», кто — в «Лесбумпром», и кататься им на «тридцать первых» «волжанках» уже было полное ломалово… А времечко стояло еще пока такое, что и «ауди» — машина аховая… На лимузинах раскатывать себе позволяли только три десятка избранных. «Мерсы» пришлись кстати.