— Да при чем тут девки?! Сколько, по-твоему, стоит превратить любое специальное подразделение или отдел спецслужбы в то, что сейчас называют «криминальной структурой», а? Две копейки старыми деньгами, понял! Только вывеску сменить… а ты говоришь — «надо, чтобы боялись». Кого? Тебя, школьника, «чехами» по случайности недобитого?
— Так чего там, мужиков настоящих нет, что ли?
— Мужики — есть, а только кто их во что посвящает?
— Получается — вилы? Посвящать в задание всех кого ни попадя — тоже нельзя: утечка пойдет, пацаны на засаду нарвутся…
— Во-во. Кидняк.
— Тогда на хер мы вообще нужны? Вот взять хотя бы сегодня! Отдали нам приказ, сидим, кого ловим, зачем? Да еще — оружия не брать…
— Приказ — приказом, а дело — делом, — ухмыльнулся Батя. — Если выпить не наливают, мужики приходят со своим. А ну, хлопцы, у кого ствола нет, крякните по-утиному!
Хлопцы ответили дружным тихим ржанием.
— Выходит, я один тут, как фраер, без «пушки»?
— Вот так вот. «Ходит по миру мужик с мордой перекошенной — отвяжись, плохая жизнь, привяжись хорошая!» Учись, студент, пока мы живы! И приказ надо исполнять, и «голова у всех — одна, как и у меня», — напел здоровый. — Поберечь никогда не вредно. Тем более береженого — Бог бережет.
— А все одно, не лежит у меня сердце к этому сидению — словно кильки в банке, и неясно, кто сожрет! — отозвался Шмаков.
— Чему быть — того уж не воротишь. А наше дело — телячье: прокукарекать, а там хоть и не рассветай!
Глава 31
Альбер проснулся задолго до рассвета. Проспал он всего часов пять, но спал спокойно и безмятежно, прекрасно отдохнул, тщательно и неспешно побрился, напевая что-то приятное. Усмехнулся, уже уловив, какую именно мелодию напевает:
»…и вновь продолжается бой!..» Нет, что ни говори, а советская пропаганда умела воспитывать из детей патриотов и бойцов; сейчас дети растут без детства; он же с удовольствием вспоминал и заорганизованные шеренги пионеров, и свои удачные побеги из пионерского лагеря на речку…
За окном было темно. Совсем. Центр Москвы сиял огнями, как раньше витрины продмагов — продуктами, вызывая раздраженное недовольство провинции; но здесь была окраина, и освещена была только небольшая площадка перед круглосуточно работающим ларьком, к которому нет-нет да и подтягивались в одиночку или группами рано просыпающиеся алканы или любители чего-нибудь покрепче.
Пора.
Альбер вышел из подъезда и быстро двинулся по улице. Как и следовало ожидать — никакого движения: если бы наружка объявилась уже сейчас, то она была бы демонстративной, то есть намеренно способной спровоцировать объект к тому или иному действию или бездействию. Мужчина пересек сквер, открыл «ракушку», плюхнулся на застывшее сиденье «форда-скорпио», проверил машину по оставленным «маячкам» — нет, ее не трогали. Скорее даже не подозревали о ее существовании.
Неспешно прогрел мотор… Ну а теперь — поехали!
Автомобиль выскочил на шоссе на огромной скорости и повернул в сторону от Москвы. Первые огоньки преследователей Альбер увидел только через десять минут.
Усмехнулся: молодцы, ведут грамотно, шли на «темной» машине, водитель — в «очках» — специальном приборе ночного видения. «Габаритки» включили только на подходе к посту ГАИ: теперь времечко суровое, машину с любыми номерами могут остановить, а летящую на предельной скорости и полностью «темную» — и подавно.
Да и с выездом на трассу — просветлело: она была освещена, и вести авто в «очках» просто невозможно. Альбер чуть снизил скорость, снова прибавил; огни какое-то время держались на определенном расстоянии, потом исчезли. Машина отстала? Съехала на проселок? Шоссе здесь было довольно хорошо освещено, она не могла остаться незамеченной…
Какой-то автомобиль нагонял Альбера. Но это была другая машина. Шестисотый «мере» с затемненными стеклами. Догнал — и промчался мимо… Он снова проверился… Еще одна машина сзади… Обставили? Ну что ж — если его ведут с таким шиком, в шесть — восемь машин — это приятно. Утверждать, впрочем, он этого не мог: при такой профессиональной «наружке» про хвосты можно или точно знать, или чувствовать. Ежели, конечно, это не паранойя… Впрочем, даже если ты параноик, это не значит, что тебя никто не преследует.
Автомобиль вышел на скоростной участок шоссе. Длиннющий, прямой как стрела, под слоем шлама он был уложен бетонными плитами; на этой трассе было несколько таких участков. М-да… Велика была держава — на случай войны практически весь Союз был «снабжен» по основным шоссе такими вот «линейками», где свободно мог сесть не только истребитель-перехватчик, но и стратегический бомбардировщик! А нынче? Машины настолько изношены, что взлетают исключительно на «честном слове», да и то — благодаря мастерству летчиков. Черт его знает…
Раньше и название для авиационных машин было поэтичное: «Крылья Родины»… А ведь так и есть… Авиация, космонавтика крылья народа, воплощение неосознанной мечты о свободном полете, вдруг претворяемое в действительности…
Авиационные парады поднимали дух людей — Бог весть почему… Три профессии в армии пользовались исключительным авторитетом и вниманием руководства: летчики, «крылатая пехота» и… разведка. Именно разведка, а не надзирающие особисты…
И еще… Вот ведь штрих… Единственный из министров, кроме обороны, входивший в Политбюро, был министр культуры! Культура — это молодежь, это будущее! Две вещи нельзя упускать никогда: вооруженные силы и молодежь! Первые — защита страны, вторые — ее будущее… Сейчас Россия живет и без защиты, и без будущего.
Мысли Альбера неслись стремительно, словно километры шоссе под колеса бешено мчащегося автомобиля. Явного хвоста за ним не было. Ему или верили, или — «списали». И то и другое — задевало самолюбие. Скоро эти ребятки узнают, что может натворить даже один «гуляющий сам по себе» профессионал такого уровня!
Альбер нажал тормоз на скорости, крутнул руль. Автомобиль развернулся с визгом почти на месте и помчал обратно. Преследующая его машина теперь неслась навстречу. На губах Альбера блуждала полуулыбка: в левой руке был зажат «кедр» с глушителем, мужчина выставил оружие в окно и нажал спуск. Пули крошили лобовое стекло, машина вильнула, опрокинулась и покатилась по дороге, перевернувшись дважды. Следующая — обнаружила себя: водитель как-то неловко вильнул, потом выровнялся, прижался к обочине. «Форд» Альбера промчался мимо, очередь прошила автомобиль, он вспыхнул клубом огня — пуля угодила в бензобак.
«Форд» прошел еще метров сто, нырнул на малозаметный, занавешенный еловыми лапами проселок. В полукилометре от Основного шоссе на обочине тихо дремал скромный «уазик» с эмблемой лесничества на борту. Альбер поменял машины.
Оформил оставленный автомобиль «пластиком», выставил детонаторы. Когда «уазик» натужно пробирался уже по узенькой, занесенной дачной дорожке, сзади ухнуло: это преследователи нашли «форд». Вместе со смертью.
Сделав преизрядный крюк, «уазик» въехал в Волоколамск. Остановился перед небольшим деревянным домиком; мужчина сам открыл ворота, загнал «вездеход» в глубь двора, отомкнул приземистый, невзрачный гараж. Там стоял новехонький «БМВ»; по российским дорогам этот «конек» скакал куда резвее «порше», да и был куда незаметнее: многие из братвы, кому по рангу катать на шестисотых было еще рано а на «лендроверы» пересели все, кому не лень, катались на привычных «бээмвэшках», правда, меняя модели. Этот, цвета ночного неба, выглядел изящно и с шиком. Альберу вдруг пришла забавная мысль: может быть, российская братва освоила первым именно этот автомобиль, так сказать, по созвучию?.. Очень уж на БМП похоже!
Машина выехала из городка и помчалась в сторону Москвы. Рассвело, и в потоке похожих авто, на которых деловые мчались кто на стрелку, кто на покой — после бурной ночки, — «бээм-вэшка» стала просто элементом дороги. Низкое небо, притиснувшее к земле эти ползущие букашки… «Поразительно… Поразительно, как наш народ гармонирует с природой!» — улыбнулся Альбер, вспомнив слова Герцога из фильма про барона Мюнхгаузена. Странная страна Россия… Мюнхгаузен… Имя, ставшее нарицательным, — имя вруна и совершенного фантазера… Кажется, и в психиатрии даже есть такой термин: синдром Мюнхгаузена — это считается болезненным состоянием, характерным внутренней убежденностью в правоте своих вымыслов, почти насильственная тяга к псевдологии и фантазированию, причем без всякой видимой практической пользы для больного… Альбер снова усмехнулся, представив длинный легион политиков — за трибунами и без оных… Лучше всего они бы чувствовали себя в больничных палатах… Впрочем — доктора в подобных заведениях мало чем отличаются от пациентов… Синдром Мюнхгаузена… А между тем реальный барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен был именно тем человеком, который встретил четырнадцатилетнюю немецкую принцессу на границе России и сопровождал в Петербург, посвящая юную девочку во все тонкости и хитросплетения дворцовых интриг… Принцесса Софи со временем превратилась в императрицу Екатерину Великую, и ее правление было названо «золотым веком».